«Ты гей, поэтому ты болеешь»
Денису Лысковичу (DeBarbus) — 22, он/они из Бреста. Родился в многодетной религиозной семье, переехал учиться в Варшаву и там почти сразу узнал, что у него рак. Сейчас планы Дениса строятся с учетом расписания химиотерапии, он прекратил общение с родителями и пробует жить, иногда описывая новую реальность в своем блоге. Откровенно поговорили с Денисом про болезнь, семью, каминг-аут и его БДСМ-опыт.
Болезнь и жизнь
— Я учусь в Варшавском университете на факультете биологии. Учусь уже пять лет, но я на втором курсе. Это потому, что параллельно я лечусь. В 2019 году, когда я приехал в Польшу, у меня была обнаружена опухоль левой ноги, под коленом. Остеосаркома. У меня были метастазы в легких, в голове, потом опять в легких. Лечение продолжается, но я стал сильнее. И мне это очень помогает – ходить на занятия.
Время для меня измеряется не в днях, а в химиотерапиях. Между химиями я пытаюсь вставить поездки и встречи. Живу как представитель богемной польской элиты: безработный, наслаждаюсь только сегодняшним днем, не могу строить долгосрочных планов.
Когда мне делали операцию, то перманентным маркером нарисовали стрелочки, чтобы не ошибиться, какую ногу резать. Предупредили: будет риск, что ногу могут ампутировать. В итоге не ампутировали, у меня только кость заменена. Ночь перед операцией я провел один в палате, и я танцевал. Музыка в наушниках, темно. Я себя не вижу, никто меня не видит. Я до сих пор не могу слушать музыку без какого-то движения. Когда езжу на электрическом самокате, тоже танцую и напеваю. Если увидишь такого человека в Варшаве – это точно я.
Сейчас я всё меньше стесняюсь своего тела. И в плане сексуальности, и просто как субъект, который может двигаться, перемещаться, быть красивым. Выражать свою инаковость.
Семья и вера
С родителями я не общаюсь уже около двух лет. Я родился в протестантской семье, но моим Иисусом был для меня отец [справа — работа Дениса, которая называется «Father». — прим. ред.]. Всё, что он говорил, в детстве казалось мне вершиной мудрости. Но теперь благодаря терапии я могу понять, что когда ребенка укутывают в жару — «чтобы не продуло» — ребенок кричит, красный, потеет, говорит «нет», а его все равно укутывают, — это не любовь, это насилие.
Я раньше людям рассказывал, что я немножко тепличный ребенок: никогда не курил, не пил, для меня было открытием в 11-12 лет, что люди разводятся. Но потом меня друзья исправили: я не тепличный ребенок, а больше подвальный. Подвальный в том плане, что я видел только мою семью и думал, что так идеально и правильно. Отец для меня был кумиром. Который, как и все кумиры, должен был когда-то пасть.
Переломный момент случился, когда старшая сестра пригласила меня в гости в Берлин, она там живет. Мне было 15 лет. Когда я вернулся, я не мог разговаривать с родителями где-то в течение недели или двух. Потому что я видел, как моя сестра курит, как набивает себе татуировку. Для меня это были поступки, которые олицетворяют плохого человека, а это делал человек, которого я очень люблю. Моя сестра. Полнейший диссонанс.
В той же поездке я встретился с братом и понял, что очень многие вещи на самом деле функционируют совершенно по-другому. Отец рассказывал другим, как гордится, что мой брат буквально с выпускного сел на поезд и уехал. Что он такой решительный, классный. А я узнал, что брату было настолько невыносимо дома, что он оттуда убежал. «Мои дети такие сильные и независимые, денег не просят». Когда они просили — были унижения, манипуляции, боль. Легче было не просить, чем быть должными.
Когда я уехал в Польшу, мои родители тоже переехали, но я настаивал на том, чтобы ехать отдельно. Я жил в общежитии, пытался стать независимой единицей.
Каминг-аут и сексуальность
Когда я заболел раком, то был вынужден переехать к родителям. В однушке жили четыре человека: родители, я и младшая сестра. Это был очень-очень тяжелый период. Мне плохо, родителям плохо. Я прикован к кровати и вынужден просить маму приготовить какое-то вегетарианское блюдо, а она знает только рис и омлет. Я после химии, меня тошнит. Но как-то этот период мы прошли. Потом наступило повторное заболевание, появились метастазы в легких. К тому моменту я уже переехал из спальни на раскладушку в кухне и стал самостоятельным. А как только я становился самостоятельнее, отношения тоже улучшались, потому что я мог себе готовить, мог сам ходить в поликлинику.
В 2020 году, после очередной химии, я съехал от родителей. Но до того, как съехал, в свой 19-й день рождения, я сделал каминг-аут [справа — работа Дениса, которая называется «The prophet». — прим. ред.].
Вообще, я очень долго не мог принять свою сексуальность. Пытался себя как-то переделать или найти компромисс. Я мог принять секс между двумя мужчинами, но не мог принять любви. Думал, у меня будет жена с детьми. Думал, может, я хотя бы бисексуал. Но когда я переехал в Польшу, то сам для себя поставил точку. Решил не сомневаться в том, что быть квировым — нормально.
Мама плакала где-то неделю. Отец сказал, мол, Денис, Бог тебе почему-то послал эту болезнь; ты оскверняешь зеницу ока Божьего, ты являешься лжесвященником, который ведет за собой людей в темноту. За этими громкими словами я понял, что он имел в виду «ты гей, поэтому ты болеешь раком».
Я вышел, сел на лавочку и заревел. Я не перечеркнул ту часть моей жизни полностью. Я хотел верить. Но когда отец говорит, что я являюсь лжесвященником, ведущим людей во тьму, я будто стою перед ультиматумом: мне надо выбрать — одно или другое.
Я пришел к ним на следующий день. Пытался построить еще раз коммуникацию. Я им рассказал всё: как пытался себя исправить, как мне трудно было себя принять, как мне трудно верить людям и какие травмы это оставляет. Я им открылся и рассказал, что для меня на самом деле значит каминг-аут. Я сказал, почему мне больно, когда они так себя ведут. Я хотел наладить отношения в доверии, открытости, искренности.
На самом деле я очень рад, что сделал каминг-аут.
Отношения и секс
Сейчас я в отношениях. Магический сайт Grindr объединяет людей. До этого, в связи с болезнью и пандемией, у меня не было даже доступа к людям. Поэтому я много сидел в интернете и имел какие-то отношения там: сексуальные, романтические, дружеские. Это позволило мне разобраться в моей идентичности, в том, чего я хочу и чего не хочу.
Помню, расписал, какой я одинокий и как мне тяжело — и буквально через пару дней встретил человека, с которым я до сих пор. Это трудно назвать традиционными отношениями в гетеронормативном плане. Такая полиаморная молекула.
У Л., с которым я встречаюсь, есть партнер, у них открытые отношения. Всё обговаривается. Они оба приходили ко мне в больницу после операции. Я принят ими обоими. Эти отношения очень мне помогают. И я безумно благодарен, потому что моя жизнь — она тяжелая, но иногда я об этом как бы забываю. Говорю: «Блин, я себя так плохо чувствую». Мне говорят: «Если что, ты из химии вернулся!» Я такой: «А, ну да». Из-за того, что это для меня уже обыденность, я иногда забываю, что та ситуация, в которой я нахожусь, не совсем типичная.
Были еще своего рода отношения онлайн. А до этого у меня была девушка в школе пару месяцев, которая позже оказалась тоже квировым человеком. Мы сделали каминг-аут друг другу и до сих пор очень близкие друзья.
Из-за семьи для меня вообще любой секс и романтика были табу, и в отношения с девушкой я вступил по ее инициативе, был безумно нерешительный в этом плане. Довольно поздно, наверное, в 20 лет, у меня был первый физический секс с мужчиной. Я понял, что мне нравятся отношения дом/саб, когда есть доминирующий и подчиняющийся человек. Я это объясняю своим типом личности: когда я знаю, что всё под контролем и не нужно волноваться, правильно или неправильно я что-то делаю. БДСМ во многом был для меня терапевтичен, потому что раньше у меня были искаженные представления о любви, доверии, преданности.
Терапия, БДСМ-отношения и прекрасный партнер позволили мне понять, чего я хочу.
В христианстве любовь — это жертвенность. В представлении моих родителей любовь — это пожертвовать собой во благо других людей, то есть, например, не рассказывать о том, что ты гей. Но для меня любовь — это глубокая заинтересованность в развитии и росте другого человека. Ты человек, я человек, я хочу тебе помогать во всем, но не навязывать свою структуру жизни и не сливаться.
БДСМ — это тоже про гиперболизацию. Ты мой слуга, я твой мастер, и я всё для тебя значу. Это довольно опасно, если ты из такой раненой семьи, как моя, потому что тебе это нравится немножко, потому что ты в этом был. Важно различать, что на самом деле это не есть так.
Я не по хукапам. Для меня важно иметь отношения, узнавать человека, обустраивать климат. С Л. и его партнером есть уклад, система. Это не так, как многие представляют: я прихожу, меня используют, и я ухожу. Л. понимает, что несет за меня ответственность, он обо мне заботится, посещает в больнице. И секс не обязательно всегда пенетрация. Формы могут быть разные, открывается невероятный мир прелюдий. Сексуальным актом может быть даже разговор сам по себе.
Как общаться с человеком, у которого рак
Со мной люди не разговаривали. Они переспрашивали у других: «А как там Денис?» Из-за этого формировалось чувство, что я как призрак. Из-за этого я стеснялся говорить людям, что у меня рак. Я не хотел причинять им дискомфорт. Абсурдно звучит — будто я должен извиняться за то, что у меня лысая голова, или за то, что я болею.
Что делать? Просто спросить: «А можно с тобой об этом поговорить?» Вообще, это совет для любого общения — задавать открытые вопросы. «О чем ты хотел бы поговорить?» или «Могу я задать тебе такие-то вопросы?» Понятно, могут быть темные воспоминания, про операции, боли — но это не отменяет того, что я такой же человек. Меня так же радует дождь или жара. Мне бывает грустно, я могу с кем-то поссориться. У меня такие же проблемы, как у всех людей. Я такой же противный, смешной, забавный.